«Умаление времени» - стихи в прозе и о прозе девяностых

25-летие Независимости страны – лишний повод вспомнить, чего нам стоила она. Это поможет по-настоящему оценить день сегодняшний. Дорожить им..
Предлагаемые миниатюры – это художественные произведения, со свойственными им обобщениями. Вместе с тем, в  них ничего не придумано. Всё так и было, если не хуже.
Большая часть новелл предлагаемой подборки  была опубликована в начале 1997 года в газетах «Казахстанская правда» и «Новая газета».
Вот как отозвалась о цикле, названном «Умаление времени»,  хорошо известная в Казахстане  поэтесса Любовь Шашкова:   «Материал необычен по форме, по содержанию и далёк от воспевания. Я бы назвала эти миниатюры стихами в прозе.  И… о прозе  - порозе нашей теперешней жизни. Прав Владимир Максименко: и это наше Отечество, и таким мы его видим сейчас ежедневно.  Но оно – наше. А потому мы не можем не задумываться о его судьбе»
Ну а для тех, кто забыл,  или, может,  никогда и не помнил: Феклуша – персонаж пьесы А. Н. Островского «Гроза». Цикл своим названием обязан ей.

Умаление времени
Давно подозреваю, или часы мои безнадежно отстают, или, наоборот, безоглядно спешат, показывая одним им ведомое время. А может не с часами, а со мной, с нами  что-то  не так?
- Всё так! Всё так, как надо! Не сумлевайся, болезненный!
Господи! Кого это принесло? Никак Феклуша пожаловала из славного города Калинова.   Вот так гостья!  И ещё кто-то с ней: с микроскопом или астролябией вместо лица.
- Али не видишь: уж и время стало в умаление приходить. Бывало, лето и зима-то  тянутся, не дождёшься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то и часы всё те же как будто остались, а время-то за грехи наши всё короче и короче делаются…
«Изыдь! Изыдь! - вскричать бы – Пророчица. Без тебя тошно!» - да не кричится. А тут ещё этот…  микроскополицый…
- Верно! Проверено! – безголово кивает, Феклуше поддакивая. – Ни один физический закон не препятствует времени двигаться вспять. Если это случится, то одним из вероятных последствий будет то, что все процессы пойдут в обратном направлении - от будущего к прошлому. И мёртвые восстанут из могил…
- А живые вместо них в могилы зароются? – не выдерживаю…
Но…
Ни Феклуши со мной рядом, ни умницы ученого безликого. Средневековая свеча на столе и часы со стрелками движущимися в обратную сторону. Справа - налево…

            Первый снег
Выпал первый снег.
Давно ли он был событием? Праздником некалендарным?
Писались стихи, назначались свидания. Как грибы после дождя вырастали во дворах красноносые снеговики, снежные бабы – морковок не жалели.
А сейчас? Ну выпал и выпал. Ночи светлее будут, фонарей-то уличных, считай, не осталось.  Если бы теплом  да светом снег первый в квартиры выпал – вот тогда был бы праздник! А то мать-старушку хоть на зиму к родственникам отправляй в ближнее или дальнее зарубежье, чтобы не замерзла. Ни одна кочегарка ведь в посёлке ещё не работает, а когда заработают и заработают ли вообще – никто не знает.
Вот тебе и праздник первого снега! Что касается снежной бабы, то вот она, за окном! Только безносая, морковку, если и была, мальчишки съели…

Ход конём
Под свечу играли с сыном в шахматы. Когда от свечи остался кряжистый пенёк-огарочек, сын ушёл. Я водрузил огарок на плоскоголовую ладью, пусть тлеет себе, видимость в пространстве создаёт…
Сыну скоро в армию. Это раньше её школой мужества называли – теперь идти служить всё равно, что добровольно в тюрьму сесть.
- Никаких проблем! – утешили в стольном граде. – Ты нам вагон пшеницы, мы твоему сыну военный билет!
У меня вагона зерна нет. Откуда? У меня и на булку хлеба не всегда есть. У меня только сын, к злодейству и людоедству совершенно не приученный – идеальное пушечное мясо.
Как быть?
Напоследок ярко осветив итоговую матовую ситуацию на шахматной доске (кони короля оседлали), истлел, истёк огарочек.
Никогда не умел играть конём.

            Строители
Дороги нынче квартиры в городе. Далеко и далеко не каждому по карману.
В глубинке добротные, на века строенные дома распродаются за бесценок. Ушлые толстосумы раскупают их мгновенно. Тут же разбирают их по бревнышку, по кирпичику и поближе к городу перетаскивают.
Сколько уже деревушек эдак растащили!
Только деревенские кладбища никому не нужны. Разве плиту мраморную с надгробья кто-нибудь на всякий случай прихватит.
Строится новая жизнь...

            О дураках
«Все в этой школе дураки!» - без единой ошибочки, но почему-то слитно – для пущей убедительности что ли? – корявыми печатными буквами начертал на школьном подоконнике какой-то отчаявшийся  грамотей.
Нехорошо писать на подоконнике. Дураками всех обзывать – тоже нехорошо. Но не дураки ли в самом деле     учителя, исправно дающие уроки, и за полгода не получившие за свой труд ни копейки? Но не дураки ли ученики, дисциплинированно отсиживающие урочные часы в холодных классах, приобретая вместе со знаниями близорукость и бронхит?
А о том, что на подоконниках писать нехорошо, кто спорит? Только больше негде дуракам самовыразиться. Разве ещё на стенах. Газеты, журналы, теле, радио – они для умных, которые реформами заняты. Им не до дураков.
Так нам, дуракам, и надо!

Великий и могучий
Как всегда без предупреждения вырубили свет. Не считаясь с тем, что в эти минуты, может быть, в больнице идёт операция или рождается новый человек или просто, отдыхая от дневной суеты, люди сидят у телевизоров. Не считаясь ни с чем, вы-ру-би-ли! Вот именно – вырубили. Как топором. По живому.
Великий и могучий русский язык!
Есть в его несметных запасниках ещё одно неординарное словечко: «о-фо-на-ре-ли», смысл которого долго не мог понять. Теперь, заправляя противной, вонючей жидкостью изделие, именуемое заводским руководством по эксплуатации, любезно приложенным к нему, «фонарь керосиновый, ветроустойчивый», кажется, начинаю понимать…
Не вырубайте! Офонареем!

            Год памяти и согласия
С первыми же морозами во многих домах «полетело» отопление. Остановились кочегарки, и без того не очень теплом радовавшие.
- За такое раньше расстреливали! Как врагов народа! – шумят старики. – Сталина нет на них!
- Сталина! – всё громче, всё настойчивее.
Год общенационального согласия и памяти жертв политических репрессий?

            Призвание
Не стало совхоза, а с ним и совхозного детского садика. Одинокую женщину, работавшую в нём нянечкой много лет, сократили, рассчитав за труды зерноотходами. Завела бывшая нянечка свинок – не пропадать же натуральной оплате.
В сараюшке теперь, как некогда в садике, безвылазно пропадает. Кормит свинок да приговаривает: «Девочки мои, мальчики мои, деточки мои».
Призвание…

            Верная примета
Нежданно-негаданно, вопреки всем графикам, в домах вдруг вспыхнул свет. Дети шумно радуются. Взрослые, если и радуются, то втихомолку, про себя. Знают, если эдак вот неожиданно одарили светом, значит в чьём-то доме по соседству покойник. Проводят при свете человека в последний путь,  и улица снова погружается в кромешную тьму.
- Хоть бы кто ещё кто умер, - рассуждает меж собой неразумная детвора, разгадавшая примету, - а то так и не узнаем, чем сериал закончится…

            Сын подрастает
Свобода приходит нагая…
- Как сын? Растёт? – спрашиваю мать знакомого подростка.
- Растёт, вздыхает женщина, - из штанов уже всех вырос, из ботинок, из рубашек. В чём в школу буду осенью провожать, даже не знаю.
И – заплакала…

            Смерть немецким оккупантам
С Иваном Ивановичем, героем-фронтовиком не соскучишься.  И прежде никогда за словом в карман не лез, с Эзопом был дружен, а нынче и вовсе в каждой фразе его ищи заковыку, или, как литературоведы выражаются,  подтекст.
- Как живёте? – спросил однажды осторожно, боясь обидеть, по нему ведь прекрасно видно -  как…
- По трём «Д»! – отвечает бодро и безо всякой обиды.
- ???
- Доедаю! Доживаю! Донашиваю!
Теперь эдак его и приветствую при встречах:
- Доживаете, доедаете, донашиваете?
- Смерть немецким оккупантам! – бодро отзывается Иван Иванович.
- ???
- Приходит комбат в окопы перед наступлением: «Ужина не будет, завтрака – тоже! Смерь немецким оккупантам!»
Объяснить подтекст или не требуется?

            Репрессированный
Услышав где-то о льготах, предоставляемых репрессированным при советской власти, зашел ко мне посоветоваться один из новых русских.
- Как ты думаешь, мне что-нибудь обломится? Я ведь тоже вроде того…
Посадили его за спекуляцию.  Крышками для консервирования промышлял. Давали три года за спекуляцию, через год выпустили за примерное поведение.
- Обязательно обломится! Сейчас ведь рынок – спекуляция в законе.

Малява
Нынче куда ни кинь, куда не плюнь, повсюду таможни, границы, милицейские посты. Потому и каждый второй контрабандист. Поневоле. Как ни тужься, как ни жилься, быть законопослушным, всё равно всю милицейско-таможенную рать не прокормишь. Дашь, не дашь – всё едино под какой - нибудь параграф угодишь. Уже лучше с разбойниками дело иметь, чем с законниками.
- Гоп-стоп! Панкрат Рябой подорожные требует! – вырастают как из-под земли квадратные молодцы.
Ограбят и документик соответствующий выпишут. «Малявой» называется.  В нём черным по белому: «Имярек такой-то работает с Панкратом Рябом» или «Панкрат Рябой своё взял» Коротко и ясно. И никаких печатей не требуется. А главное ребята Миши-чечена обладателя такой малявы не тронут: «Езжай себе мимо!» Одного ведь с Панкратом «ведомства», не то, что таможня с милицией.

Автор: Владимир Максименко 1996-1997 годы

Дата: 2016-12-10

Просмотров: 761