Закаленная сталь, или Гвардейская спайка
ХАМЗА И ЕГО ОДНОПОЛЧАНЕ
(окончание)

            4. В ОБИДУ НЕ ДАЛИ

Что такое фронтовое братство, лишний раз показал финал  той некрасивой истории, что развернулась вокруг Хамзы летом-осенью 1986 года. Сразу же после четырехдневного визита в Новотроицк Ефима Ивановича Мандрыкина.
Трое  земляков Хамзы во главе с А. Баранцевым, возглавлявшим тогда группу народного контроля совхоза, написали письмо в райвоенкомат. Не в меру бдительные граждане  возмущались поведением Хамзы, якобы  занимающегося самовосхвалением. В его биографии, воспоминаниях о войне очень  много странного, подозрительного. Не мешало бы проверить, тот ли человек  Хамза , за которого себя выдает. Вообще воевал ли он или тряпки считал? Боевых наград что-то на груди не видно, одни памятные медальки. Что касается недавней встречи с командиром полка, то командир попросту не узнал своего адъютанта. Не зря  даже каким-то другим именем его поначалу называл.
Вместо того, чтобы просто заглянуть в хранившееся в военкомате личное дело Хамзы, военком, какой-то очередной временщик – конторщик, самолично отправился в Новотроицк разбираться.  Выслушав не очень, как обычно, связный рассказ донельзя обиженного, раздраженного Хамзы Мусабековича, нагло бросил тому  в лицо: «Да видел ли ты немцев?».  Хамза за защитой – в райком, совет ветеранов. Но те, по своему обыкновению, предпочли остаться вне схватки. После всех этих утомительных, почти полугодовых хождений, так ничего и не добившись, - Хамза  со слезами на глазах пришел ко мне.
Понимая всю бесполезность этого занятия, я не стал ходить по райкомам, военкоматам, прочим  конторам. Обратился сразу к тем однополчанам Хамзы Мусабековича, с которыми он наиболее активно переписывался. На фирменном бланке редакции рассказал о случившемся. Попросил помощи. И вскоре на моем столе лежала целая кипа адресованных мне писем сослуживцев ветерана из Львова, Москвы, Фрунзе, Оренбурга, Ленинграда, Самарканда, Ворошиловграда. По поводу того воевал Хамза или тряпки считал со всей определенностью, порой крайне жестко высказались два командира родного для Хамзы гвардейского стрелкового, помощник  начальника штаба полка, командиры взводов, политработники, офицеры, сержанты, рядовые, ответственные работники совета ветеранов дивизии. На основе этих откликов мной была написана статья «Защитить доброе имя ветерана», опубликованная, по моему настоянию, в праздничном номере районки, 9 мая 1987 года.
Отповедь получилась неплохая.
Вот эта статья.

            ЗАЩИТИТЬ  ДОБРОЕ  ИМЯ  ВЕТЕРАНА

Не праздничная это история. И не стоило бы к ней возвращаться после того большого разговора, что состоялся на партийном собрании первичной парторганизации, если бы она касалась только присутствовавших на нем. Да, партийцы защитили доброе имя ветерана. Но не уверен, что и теперь уймутся тайные и явные недоброжелатели Х.М. Мусабекова. Ведь даже приезд к нему в гости в феврале 1986 года его боевого командира, Героя Советского Союза Е. И. Мандрыкина не укоротил злые языки. Наоборот, к былым, невесть кем пущенным сплетням о том, что Хамза «не тот, за кого себя выдает», «боевых наград не имеет», «пороха не нюхал», «не воевал, а тряпки считал», «живого немца не видел» прибавилась еще одна грязная версия. Мол, Герой при встрече не узнал своего адъютанта. Ошибся, приехал не к тому человеку. Надо ли говорить, какой болью отозвались все эти нечистоплотные пересуды - домыслы в сердце семидесятилетнего ветерана? И не только в его сердце, но и в сердцах многих его однополчан – гвардейцев 88 стрелкового полка 33 гвардейской Севастопольской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, которым я был вынужден сообщить о нападках на их товарища, чтобы узнать правду из первых уст.
Не замедлили с ответом ветераны.
«Он некоторое время был адъютантом, а больше – командиром комендантского взвода, - написал бывший командир 88 гв. стрелкового полка, полковник в отставке Е. Герасимов. – Проявил себя с положительной стороны при освобождении от немецких захватчиков Литвы и в боях в Восточной Пруссии».
«Хамзу Мусабекова знаю по совместным боевым действиям с лета 1943 года и до конца войны. Мы прошли с ним в одном полку по дорогам войны через Миус – фронт Донецкой области, Каховку, Скадовск, Крым, Севастополь. Затем с лета 1944 года – бои в Прибалтике, в логове пруссаков – Восточной Пруссии, штурм Кенигсберга. И, как можно сомневаться, «нюхал ли он порох», «видел ли немца», когда в июле 1943 года при наступлении на Саур-могилу Миус – фронта после трехдевных боев от полка остались, как говорится, рожки да ножки…Когда в долине Бильбек на подступах к Севастополю НП полка отражал атаки фашистской нечисти, когда в Восточной Пруссии в апреле 1945 года на подступах к Кенигсбергу, в боях за господствующий двор Прилакен КП полка пришлось отбивать атаки фашистов, окружавших наш третий батальон. В этих боях участвовал и т. Мусабеков, будучи адъютантом командира полка» - это свидетельство гвардии подполковника в отставке А. Шахмана, проживающего в г. Фрунзе.
Глубокое презрение пытающимся «опошлить столь высокое чувство, как чувство боевого товарищества» выразил бывший помощник начальника штаба 88 дивизии подполковник в отставке А. Урядов из Ворошиловограда. «Лейтенант Мусабеков, - пишет он, - выполнял должность командира комендантского взвода, относился к числу храбрых, исполнительных офицеров. При любой дислокации полка умело организовывал охрану штаба и НП полка». Кавалер шести боевых орденов и 17 медалей Н. Куксанов из Ташкента рассказывает о том, что знал Мусабекова, как адъютанта нескольких командиров 88 полка, «в том числе героев Советского Союза т.т. Мандрыкина и Герасимчука, а также т. Манштейна     (Герасимова). Должность адъютанта командира полка, я бы сказал, ахти адская. Ему по долгу службы приходилось бывать в самых горячих точках боя». Вспоминает Николай Сергеевич и ожесточенные бои под г. Шауляем и на реке Дубиса, «где нашему полку и в целом всей дивизии пришлось испытать самые тяжелые бои за всю войну, и в этих боях Мусабеков проявил себя, как подобает советскому воину - освободителю». 
Резкую отповедь различным «говорунам» дает в своем письме командир отделения, затем помкомвзвода и командир взвода роты ПТР В. Фролов. Он пишет, что и командиру полка и его адъютанту нередко приходилось бывать на самом «передке». Василий Сергеевич рассказал об одном боевом эпизоде, происшедшем в конце сентября или начале октября 1943 года. На  машину командира полка, двигавшуюся во главе колонны, напали власовцы. Хамза был послан за подмогой и привел ее. В считанные минуты власовцы были разгромлены, а их главарь по приказу командира расстрелян Хамзой. «Так что не только немцев, но и предателей стрелял Хамза», - заключает В. Фролов.
«Хамзу Мусабекова знаю, как человека, преданного делу партии и народа, стойкого бойца, не щадившего себя, своей жизни ради победы над фашизмом. Мы, фронтовики, считаем, что с Хамзой можно идти в разведку. Он не подведет и никогда не бросит друга в беде. О его героизме говорят и его боевые награды», - так отозвался о своем однополчанине ленинградец С.И. Коган. Лидия Ивановна Александрова, тоже из Ленинграда, прислала фронтовую фотографию и две странички из книги бывшего воина 33 дивизии С.Г. Мирзояна «Сталинградцы – творцы Победы» (Ереван, 1985 г.), где в числе многих отважных воинов упоминается и фамилия ветерана из Новотроицка.
Теперь о наградах. На запрос райвоенкомата компетентные органы подтвердили, что Х.М. Мусабеков награжден двумя медалями «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды. Такова правда. Нравится или не нравится она кому-то. И пусть никому не повадно будет впредь пятнать ее черными домыслами – пересудами. Осталось низко поклониться однополчанам Хамзы Мусабекова, которые помогли отстоять доброе имя своего боевого товарища.             

МУСТАФА
           В статье не всё, что написали о Хамзе его товарищи. Не попали в неё следующие воспоминания Василия Сергеевича Фролова и Александра Павловича Алексеева.
Александр Павлович Алексеев
… 6 лет тому назад (письмо написано, напомню в феврале 1987 года) совет ветеранов нашел меня. В г. Оренбурге я оказался в единственном числе. А когда вышли дополнительные списки ветеранов 33 гсд с моим адресом, то первую открытку я получил от Хамзы Мусабекова, в которой он выражает неподдельную радость, что я оказался жив. Выходит, он меня знал?
А я был тогда начальником штаба первого батальона 88 гсп. Сам я Хамзу не помню, а, может быть, запамятовал по причине тяжелого ранения в голову. Я инвалид 2 группы. Но это не снимает чувство ответственности за судьбу своего товарища.
В 1984 году мы повстречались с ним в гор. Севастополе на встрече однополчан. Хамзу признавали все, и, между прочим, звали его Мустафой.
Василий Сергеевич Фролов
В июле 1943 года я был зачислен в полковую роту ПТР – бронебойщиков. Командовал отделением, был помкомвзвода, комсоргом роты. Приходилось командовать и взводом. В мае1944 года при штурме Севастополя был тяжело ранен осколком вблизи разорвавшейся мины, получил инвалидность…
Так вот. Весь свой срок нахождения в 88 гсп, с июля 1943 г. по май 1944 года, я знал встречался и видел Мусабекова Хамзу. Думаю, даже это краткое описание может служить не только подтверждением тому, что Хамза и «живых немцев» видел, и «нюхал порох», но и хорошим кляпом, чтобы заткнуть черное горло клеветникам. Ведь ясно, что с ружьем ПТР не  за зайцами и куропатками ходили.
Ну, а если нужны тонкости, то скажу вам, Владимир Иванович, и, думаю, Хамза не обидится, мы в солдатскую шутку звали его Мустафой, то есть именем героя кинофильма «Путевка в жизнь».

Выходит, сверхбдительные земляки Хамзы не ошиблись. Ефим Иванович, скорее всего, увидев Мусабекова после 42-летней разлуки, непроизвольно, по старой фронтовой памяти воскликнул: «Мустафа!»
Кто теперь помнит это великий, первый звуковой советский фильм, по решению ЮНЕСКО вошедший в число 10-ти лучших фильмов всех времен и народов?! Его популярность некогда  могла сравниться только лишь с другим советским блокбастером – «Чапаев». В нем  рассказывается  о перевоспитании бывших беспризорников и воров в трудовой коммуне, созданной в первые годы советской власти. О противостоянии воров Жигана и Мустафы, закончившегося убийством последнего.
Большинство зрительских, в первую очередь мальчишеских, симпатий было на стороне Мустафы, прекрасно сыгранного будущим известным марийским поэтом Иваном Кырля.
Мустафа дорогу строил,
Мустафа по ней ходил,
Мустафу Жиган зарезал
На дорогу положил.
Такую песенку с разными вариациями и после войны ещё можно было услышать на улицах и во дворах.
Если внимательно присмотреться к фотографиям исполнителя роли Мустафы и молодого Хамзы, то некоторое сходство между ними определенно просматривается. И ничего в том постыдного. Мало ли на свете похожих друг на дружку людей. Тем более,
что герой Иван Кырля, как уже говорилось, в отличие от Жигана, воспринимался как герой положительный.
Между тем  наш Хамза и киношный персонаж не только внешне похожи. Как и Мустафа, Хамза Мусабеков жил и учился некоторое время в детском доме имени Фрунзе. К сожалению, я почти ничего не знаю о его детстве, юности, доармейской поре. Потому объяснить, как он оказался в детдоме, не могу. Хотя Хамза что-то рассказывал, а я что-то записывал.
Вести долгие, обстоятельные беседы под запись с ним было очень непросто. Он постоянно перескакивал с одной мысли на другую, с одного эпизода на другой. А многое происшедшее, случившееся – часто  вообще не мог толком объяснить, аргументировать. То и дело отвлекался на разные мелочи, малосущественное. Насколько я, вроде, привык к его манере, но и мне порой в статьях о нем и от его имени самые спорные положения, факты приходилось комкать, недоговаривать, обходить. Как ни много темных мест в его повествованиях о себе, уверен: Хамза тем не менее не лжет. Ничего не придумывает, не сочиняет, не хитрит.  Он всегда был правдив и открыт. Порой даже чересчур. Что и ни раз играло с ним злые шутки.
Предлагаемые ниже воспоминания Хамзы Мусабековича написаны с его слов мной.   Опубликованы они в районной газете 12, 14 марта 1985 года. По моему настоянию. Может быть, вопреки самому себе. Прочтетё, поймете, почему.

В  ГРОЗНЫЕ  ГОДЫ   ВОЙНЫ
В сентябре 1938 года надел я солдатскую гимнастерку, чтобы снять ее только через восемь лет. Грозное то было время. Порохом веяло от западных и восточных границ страны. Известие о разгроме японских самураев под Халхин – Голом застало бойцов нашей части в эшелоне, следовавшем на Восток. А спустя всего несколько месяцев, те же эшелоны уносили нас уже на Запад, где вспыхнуло пламя войны с белофиннами. Здесь я принял свое первое боевое крещение. В памяти о той войне остались невыносимо трудные лыжные переходы, сорокаградусный мороз, вражеские снайперы «кукушки», разящие друзей – товарищей из своих засад на деревьях….
После того, как Литва, Латвия, Эстония вошли в состав Союза, наша часть прибыла в Латвию. Как братьев встречали нас простые люди. Затаив дыхание, слушали они рассказы наших бойцов о жизни в Советской стране. А вот богатеи, фашиствующие молодчики видели в нас, красноармейцах, своих смертельных врагов, как могли вредили нам.
22 июня 1941 года, когда я вернулся домой из летних лагерей, на пороге дома меня встречала встревоженная жена. Она  сообщила, что в городе (Даугавапилсе) появились листовки, призывающие уничтожать красноармейцев, комиссаров, офицеров, их семьи. Кое-как удалось мне успокоить жену, но у самого на сердце было тревожно. Решил не отправлять в лагерь машину, оставил ее во дворе дома. В три часа тридцать минут 22 июня в квартире раздался телефонный звонок. Звонил командир корпуса. Он  известил о начале войны и приказал, узнав, что у меня под руками машина, немедленно задействовать ее для эвакуации семей военнослужащих, а самому явиться в штаб. Не так просто было выполнить этот приказ. В городе грохотали выстрелы. Предатели устроили настоящую охоту за нашими бойцами и командирами. С большим трудом добрался я до штаба.
По приказу командира я остановил первую попавшуюся машину, ей оказался бензовоз. Командир забрался в кабинку, я расположился на подножке, чтобы наблюдать за небом. Едва проехали километров 20 – 30, как были атакованы фашистским самолетом. Только отбежали от машины на безопасное расстояние и залегли, как бензовоз наш вспыхнул свечой. Лишь к вечеру следующего дня вышли мы к своим. Командир корпуса взял на себя командование разрозненными частями, меня же назначил комендантом железнодорожной станции, поставив задачу обеспечить бесперебойную отправку эшелонов с грузами и беженцами.
Перед отправкой одного из последних эшелонов, у станционной водокачки я вдруг заметил свою жену. Порадовавшись, что ей удалось вырваться из Даугавапилса, помог ей сесть в вагон. А через несколько часов на станцию пришло сообщение, что этот эшелон попал под бомбежку. Больше я своей жены не видел…
В районе станции Сибеж, что на Псковщине я расстался со своим командиром. Он приказал мне доставить в Москву на самолете пакет. Подлетаем к столице, а здесь нам посадку не разрешают. Пилот направил самолет в Тулу. Здесь та же самая картина. Пришлось нам садиться прямо в поле, неподалеку от грейдерной дороги. В Москву я добрался на электричке вечером 2 июля, а утром, как и было условлено, обменявшись паролями, я передал пакет по назначению. Помню, стою жду нужного мне человека, а по радио транслируется обращение И.В. Сталина к советскому народу, которое  никого не могло оставить равнодушным.                                                                       
Из Москвы меня направили в тыл, где формировались свежие части.  Оттуда нас в составе 62 армии вскоре перебросили на Харьковское направление, где шли тяжелые бои и многие части оказались окруженными. Попали в окружение и мы. Но окружить – еще не значит уничтожить! Группе бойцов и командиров, где был и я, удалось вырваться из вражеского кольца. Решили пробираться к Сталинграду. Запомнилась переправа через Дон. Четверо из нас переправлялись на лодке, остальные – вплавь, сложив в лодку оружие и обмундирование. Где-то на середине реки лодка перевернулась от взрыва. Вот и оказались мы на берегу кто в чем, чуть ли не нагишом.                                                                                                                            
День отлеживались в заброшенном карьере, а вечером отправили бойцов на разведку. Вернулись они с пищей и с питьевой водой. Вместе с ними была женщина с ребенком, офицерская жена, поведавшая нам, как ведут себя гитлеровцы на захваченных территориях: грабят, насилуют, убивают. Под покровом ночи пробрались мы к станции, откуда еще ходили поезда на Сталинград, куда вскоре и доставил нас всех патруль.
После проверки нас зачислили в запасной полк. Вместе с другими воинами, жителями города  начали мы готовить город к обороне. Не раз и не два приходилось мне в те дни переправляться через Волгу на катере, направляясь то в Верхнюю Ахтубу, то в Среднюю Ахтубу за пополнением. Спустя некоторое время, меня направили на краткосрочные курсы командиров рот противотанковых пушек и станковых пулеметов. Окончив их, получил направление в 88 стрелковый полк 33 стрелковой дивизии, в рядах которого прошел весь свой дальнейший боевой путь.
Командовал полком тогда Дмитрий Васильевич Козак.  Я принял роту ПТР и станковых пулеметов. Накануне боев командир приказал мне восемь противотанковых ружей передать непосредственно в батальоны, а оставшиеся два ружья и два пулемета оставить при штабе полка. Все командиры взводов моей роты также отправились в батальоны. Мне же было приказано оставаться на наблюдательном пункте полка. Главной задачей полка было не пропустить фашистов к Матвееву Кургану, а  они атаковали беспрерывно. В одну из самых грозных атак основной удар обрушился на наш КП. Вот тут и пошли в дело оставленные на КП  ружья и пулеметы.
«Головой отвечаешь, чтобы не прошли танки и пехота», - сурово сказал мне командир полка. Жарко пришлось в том бою. Но врагов не пропустили. Пример мужества и отваги подавал сам командир. Он лично вел огонь как из ПТР, так и из пулеметов, уничтожал гитлеровцев, подбивал танки. За этот бой Дмитрий Васильевич Козак был удостоен звания Героя Советского Союз, а я был представлен к ордену Красной Звезды.
Всего 120 человек осталось в полку после того боя, и нас сменила на передовой свежая часть. Расположились мы на отдых в поселке Семеновка.   Но что за отдых, если солдаты голодны. Д.В. Козак приказал мне где угодно раздобыть пищу и накормить бойцов. У околицы деревни я обнаружил убитую лошадь. Мясо ее и пошло в котел. Каждому бойцу пришлось по доброму куску конины, правда, не было соли и хлеба. Когда бойцы позавтракали, Д.В. Козак предупредил нас, что в деревне находятся член Военного Совета Н.С. Хрущев и писатель Константин Симонов. Возможно, они захотят встретиться с бойцами. Так и вышло. Эта встреча прибавила нам и сил, и уверенности.                                                                                                     
Бой за Матвеев Курган, где мы сражались с ним плечом к плечу, сблизил меня с Д.В. Козаком. «Будешь адъютантом!» - сказал он вскоре. Так я стал адъютантом командира полка и оставался им при всех других командирах: Е.А. Манштейне
( Герасимове),  Гаврише, Л.Д. Кориде, Е.И. Мандрыкине, Д.И. Герасимчуке.                                                                                                
После Сталинграда мы погнали немцев с нашей земли. Мощную оборону организовали они на берегах рек Миус и Молочная. Но после ураганной артподготовки наши воины прорвали ее и устремились в Северную Таврию. В районе Мариуполя нами была разгромлена рота изменников – власовцев, а ее командир взят в плен. Когда его привели на дорос к командиру полка  Л.Д. Коридо, я спросил у власовца, как он попал к фашистам. Вместо ответа этот оголтелый враг ударил меня в лицо. Л.Д. Коридо тут же приказал расстрелять предателя.
На захваченном у власовцев «Виллисе» мы вскоре  догнали головное охранение полка, находившегося на марше. А затем и обошли его километра на два. И тут наткнулись на засаду. Власовцы – это опять были они – открыли огонь, подбили нашу машину. Пока мои товарищи отбивались, я скрытно пробрался в полк за подмогой. Власовцы были разгромлены. Нам досталось немало трофейного вооружения, техники. Освободив от оккупантов п. Карга, мы вошли следом в город  Скадовск. На другой день в городе состоялся митинг. Горячо благодарили жители Скадовска наших воинов.
После митинга мы с замполитом полка Никифором Лукьяновичем Михальковым вместе с вновь избранным председателем горисполкома поехали в одну из окрестных деревень, где у надежного человек хранились документы и вещи председателя. Пока тот улаживал свои дела. Возле нашей машины собралось множество детей, стариков, женщин. Выяснилось, что они узнали в нашем шофере, который представился нам как партизан, бывшего полицая. Люди потребовали казни изменника. На глазах жителей и был расстрелян этот гитлеровский холуй.
Как-то меня вызвали в штаб дивизии. Расспросили кто я и откуда. Затем сообщили, что я назначен комендантом Каховки, и моя фамилия отныне – Ерсултан Ергарин. Приказ есть приказ. Доложив командиру о своем назначении, с приданной мне ротой автоматчиков прибыл в Каховку. Первым делом мы перегородили шлагбаумом дорогу в сторону Скадовска – Мариуполя. Затем приступили к эвакуации жителей, среди которых, по данным особого отдела, гитлеровцами было оставлено немало диверсантов и лазутчиков. Так как я не мог гарантировать, что все жители, а с ними и враги, отправлены из Каховки, то получил приказ еще раз осмотреть все улицы, дворы, подвалы и чердаки. Приказ был выполнен и я вскоре вернулся в полк, передав свои полномочия местным властям.
Успел как раз к штурму Перекопа. Ранним утром 9 мая 1944 года в числе авангардных частей ворвался в Севастополь и наш 88 полк. Запомнилось, как четко взаимодействовали здесь все виды и рода войск, как беспощадно громили врага наши воины.
После переформирования полк перебросили на Шауляйское направление, в Прибалтику. У одного из поселков у Шауляя немцы, отбив нашу атаку, бешенно контратаковали. Чтобы отбить контратаку и удержать поселок, командир полка был вынужден  бросить в бой даже все тыловые подразделения, комендантский взвод. Отлично проявил себя в трудный час ездовой Сидор Иванович Колесников, пожилой шахтер из Донбасса. В уличном бою, забравшись на крышу дома, он уничтожил немало гитлеровцев. Враги стали забрасывать его гранатами, ранили бойца. Но и в этой ситуации Колесников не растерялся, не покинул поле боя. Он подхватывал брошенные в него гранаты и возвращал их фашистам. Так им было уничтожено 42 врага. По достоинству оценила Родина подвиг шахтера, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Упорные, кровопролитные бои развернулись на подступах к Кенигсбергу. Ценой больших усилий и потерь 9 апреля 1945 года Кенигсберг был взят. Меня назначили гражданским комендантом павшей твердыни. Говорили: «Он казах, его земля не была под врагом, у него меньше злости к фашистам». Злости у меня, конечно, было не меньше, но приказ есть приказ. Очень помогли мне в работе с запуганным населением города, ожидавшим кровавой мести, резни, немцы – антифашисты. Жизнь в городе нормализовалась. Наш полк вывели из него. Меня назначили начальником продснабжения полка. В этой должности в июне 1946 года я и был демобилизован. Я горжусь тем, что мне, сыну казахского народа, довелось плечом к плечу с представителями других национальностей сражаться за Родину. Я до сих пор помню их всех. Они помнят меня. Фронтовое братство нерушимо.

О ТЕМНЫХ МЕСТАХ И ПРОЧИХ СОМНЕНИЯХ
Ефим  Иванович Мандрыкин прочел не только эти воспоминания,  но и - тоже мной обработанную -  автобиографию Хамзы, которая в моем архиве, к сожалению, не сохранилась. И, конечно, профессиональный военный просто не мог не заметить отдельных её несуразностей. Вот, что писал мне боевой полковник 4 июня 1987 года.
«То, что Мусабеков участник ВОВ в составе 33 гсд не вызывает и не может вызывать никакого сомнения. А если сослаться на групповой фотоснимок управления полка, сделанный в конце войны в районе Кенигсберга, то всякому будет ясно, что  это тот же Хамза Мусабеков, который и поныне проживает в Новотроицке.
Вместе с тем следует отметить, что поводом для анонимщиков послужила его не совсем правдоподобная автобиография. Имея её на руках, анонимщики и пишут во все концы, в том числе и мне, через месяц после моего от Вас возвращения.  К примеру, он пишет: « Когда командование 88 гв. стр. полком под Сталинградом принял Манштейн (Герасимов), меня вызвали в особый отдел и предупредили – смотри, чтобы этот немец полк не сдал». Во-первых, это – фантазия, во-вторых, Манштейн тогда был всего-навсего командир роты ПТР.
Особенно неправдоподобно звучит его военная служба в 1941 году, когда его, рядового, командир корпуса на боевом самолете с важным донесением отправляет в Москву.
Желаю от души, чтобы вся эта поднятая шумиха закончилась справедливым выходом для Хамзы Мусабекова. Я это говорю потому, что вы в статье пишите: «Но не уверен в том, что и теперь уймутся тайные и явные недоброжелатели Х.М. Мусабекова».
Уверенности в том действительно не было. Партийное собрание прошло вяло. Говорили секретарь парткома, представитель военкомата и я. Кляузники отделались, по- моему, лишь  обсуждением. Никто не принес извинений. Баранцев, похоже, и заваривший всю кашу, кажется, и вовсе не был на собрании.
Соглашусь, конечно, с Ефимом Ивановичем. Ещё в процессе беседы с Хамзой, а также при подготовке материала, я прекрасно видел как названные им, так и другие нестыковки. Вопросы, например, вызывала  его  деятельность в качестве «военного коменданта» Каховки и Кенигсберга. Документально она ничем не подтверждалась.  Но, спрашивается, какими конкретно документами подтверждается участие воина в том или ином конкретном бою, или выполнения того или иного конкретного разового задания, поручения, приказа? Нет таких документов!  За исключением представления к награде, направления в медсанчасть или похоронки. Хамза вполне мог некоторое  время исполнять
обязанности коменданта. Возможно, он путает место, время, но ни в коем случае  не фантазирует, не врет. Такое не придумаешь.
И самолет, и секретный пакет, и таинственный московский адресат, уверен, тоже были.  И вызов в особый отдел по поводу Манштейна тоже был. Беда в том, что Хамза, по названным уже причинам, не смог эти эпизоды убедительно и абсолютно достоверно подать. А сколько ещё таких неправдоподобных ситуаций, которые я не сумел вообще  переварить, осталось «за кадром»?!
Любой, не то, что  профессионал, читатель смело может обвинить меня в том, что воспоминания написаны сумбурно, с игнорированием точных дат и мест, фамилий (к примеру, пишу «командир корпуса», а что за командир и какого собственно корпуса он командир, не называю), без проверки фактов и т. д., и т.п. Все понимаю, все принимаю! Но не поступись канонами, никогда бы и ничего о Хамзе я не написал бы. Что написано, то написано!
Если о чем и жалею, то лишь о том, что не хватило и времени, да что там таить, и большого желания, во всем досконально разобраться. Другие дела были, темы, планы.

У меня сохранилась мной же, наверно, сделанная машинопись письма Хамзы Мусабековича  О.Г. Шульженко, скорее всего, работницы музея г. Каховка,  в форме ответов на её вопросы по поводу «темных» мест в боевой биографии,  в частности, когда он был военным комендантом Каховки. Привожу его с незначительными сокращениями.

…3. Я не возражаю, что первым комендантом Каховки был П. И. Воскобойников. Мы освобождали Мариуполь. Карга, Скадовск. Во время митинга в Скадовске была тревога. Мы отправились в сторону Каховки. Возле Малой Каховки был винзавод. Там произошло вот что: часть, которая стояла перед нами, пострадала в районе винзавода. Напились пьяные, шпион дал знать немцам, а те ночью на лодках подплыли и уничтожили весь завод. Командира взвода и его помощника взяли в плен.
4. Почему мы выселяли жителей Каховки? По данным разведки, 300-400 наших девушек и женщин были заражены венерическими болезнями, и более 150 оставлено шпионов. Их обнаружить было трудно. Поэтому при назначении комендантом получил приказ: ходячих эвакуировать пешком, неходящих - транспортом на расстояние до 30 км от города. Кого подозревали, оставляли на КП при выходе из города. С ними занимался особый отдел. Подступы к Каховке были заминированы командиром саперного взвода т. Куксановым. Эти временные жесткие меры были приняты для безопасности армии и всего фронта. Шпионы с Каховки давали сигналы немцам, находящимся на другом берегу Днепра. Шпионами использовались также кошки, голуби, световые сигналы, дым из печей.
5. Зачем надо было прятать найденные ценности? В садах от Малой Каховки до винзавода на берегу Днепра было спрятано много бочек 3-4-х годичного вина. Нами вино было изъято и сдано под охрану комендатуре.  Нами охранялись контора связи, склады продуктов и боеприпасов, другие ценности.
6. Почему моя фамилия была изменена? Это было сделано по приказу работников госбезопасности, под строгую подписку. В случае, если я попаду к немцам, для них я должен быть Ергариным Ерсултаном, а не адъютантом командира полка. Я взял фамилию своего земляка, которого хорошо знал.
7. С кем я имел контакты в Каховке? Органы безопасности дали мне двух мужчин и двух девушек. Один из мужчин был зам начальника связи, другой – радист. А две девушки были телефонистками, но и радио знали хорошо. К большому сожалению, из-за давности лет фамилии я не помню. Может, Вы что знаете о них?
В апреле 1944 года немцы бежали с Береслава и с этого направления. Наша 33 гсд двинулась на Сиваш. С Сиваша меня командир дивизии на самолете У-2 отправил обратно в Каховку  для передачи властям находящихся под нашей охраной ценностей…

Опять, как и в начале войны, Хамза летает самолетами, пусть и «кукурузниками»            .

Не знаю, стало ли светлее от этих объяснений О.Г. Шульженко, а для меня в них всё вполне логично. Такое не придумаешь.  И ответы на поставленные вопросы и ей, и мне, и всем сомневающимся, нужно было искать, скорее всего, в архивах особого отдела 33 гвардейской стрелковой дивизии, с которым Хамза, похоже, на протяжении всей службы активно сотрудничал

            5. О КАЗАНДЖИЕВЕ И НАДЕЖДИНЕ
В пухлой папочке дорого моего старика обнаружилась и небольшая, аккуратно исписанная красивым почерком школьная тетрадка. Вместо передней обложки – фирменный бланк газеты «Магнитогорский рабочий». Эта находка – для меня, конечно, не новость. Тут целая история, о которой я уже неоднократно рассказывал в печати. Но повторюсь.
Весной 1983 года на адрес Новотроицкого сельского Совета пришло письмо из тогда ещё братской Болгарии. Георгий Атанасов Казанджиев из далекого города, носящего имя боевого советского генерала Толбухина, сообщал, что он разыскивает родных и близких летчика-штурмовика, Героя Советского Союза Петра Федоровича Надеждина, который, по его данным родился в Новотроицке.
Первым, кому работники сельсовета показали письмо, был, понятно Хамза Мусабеков, на которого, чуть ли не одного, шутили связисты, работало все местное почтовое отделение. Шутка сказать, до десятка писем ежедневно шло по адресу Некрасова, 1, то есть на имя Мусабекова. Ознакомившись с письмом. И, как всегда, близко к сердцу приняв чужие заботы, Хамза тут же отправился  по старожилам с расспросами о Надеждине. Вскоре выяснилось, что такие действительно жили-были  в селе. Но потом уехали на строительство Магнитогорского металлургического комбината.  Вот и написал Хамза в «Магнитогорский рабочий» с просьбой помочь отыскать следы героя – земляка.
А его, как выяснилось, и искать было нечего. Имя героя  в Магнитогорске носит местное медицинское училище. Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Надеждиным вплотную занялись школьные следопыты во главе с Таисией Васильевной Севастьяновой. Словом, новотроицкий мальчишка, двадцатитрехлетним юношей шагнувшим в бессмертие, вернулся в родное село. А совершил он свой подвиг под не чужим для Хамзы Севастополем. Навестив Севастополь в 1984 году, Хамза отдельно поклонился обелиску, на котором высечено имя его земляка, повторившего подвиг Николая Гастелло.
Параллельно с этой историей разворачивалась и другая. А именно – история моего
заочного знакомства  с замечательным человеком – Георгием Казанджиевым .Болгарский братушка, если можно так выразиться, коллекционировал подвиги, совершенные Героями Советского Союза в годы Великой Отечественной войны. Мало того, что у него имелись данные о  всех 11800 героях той войны, ему ещё и удалось установить связь с семьями большинства из них.
В поисках родных героя-летчика П.Ф. Надеждина весной 1983 года болгарин и обратился с письмом в Ново-Троицкий сельсовет. Работники сельсовета, как уже говорилось, передали письмо Хамзе, а тот в свою очередь  познакомил с ним меня. Я написал Казанджиеву. Он ответил. Завязалась переписка. Всё шло к нашей встрече. Но грянула перестройка…

            6. ДЕВЯНОСТЫЕ
Среди однополчане, с которыми Хамза Мусабекович переписывался регулярно, было немало офицеров – от лейтенантов до полковников, то есть людей грамотных, обоазованных. И после войны значительная их часть работали на руководящих, командных должностях. Они внимательно следили за происходящим  в стране, и в целом положительно, я бы сказал, с осторожной надеждой встретили горбачевскую перестройку. Вспоминаю, с каким нетерпением Ефим Иванович ждал открытия 27 съезда КПСС, выступления М.С. Горбачева. Да разве только он один?! Съезд прошел, дав, вроде, ответы на все вопросы. Но гладко было на бумаге…
Наше общение с Хамзой, как и раньше, было в основном по телефону. И однажды, когда я уже работал в областной газете, Хамза меня здорово выручил. Костанайская знать подняла вопрос о переименовании станции Голощекино. Действовала решительно, если не сказать нагло, давя на все,  какие только можно рычаги. В конце концов эти национал-патриоты так достали редактора, что тот позвонил мне и, считай, приказал организовать материал за переименование Голощекино в Туйели (Верблюжье), в память о бывшей здесь в незапамятные времена стоянке верблюжьих караванов. Голощекинцы же становиться «верблюдами» не захотели и предложили свое название – Приуральская.
Звоню Хамзе. Так, мол, и так. Тот, конечно, уже в курсе всей этой возни.
- Слушай, Владимир Иванович, зачем нам это Туйели, понимаешь? В тех местах когда-то  жил казахский род «медет». Давай поселок будет Приуральским, а станция – Медет.
Это мнение я и озвучил в статье под красноречивым заглавием «Название поссорить не должно». Редактор погрозил пальчиком за непослушание, но, в конце концов,  на карте области появился поселок Приуральский и железнодорожная станция Медет, а не оскорбительное - Туйели.
Одним из первых Хамза навестил меня на новом рабочем месте, в школе, когда от меня избавилась редакция  областной газеты.
- Ничего, Владимир Иванович! Была бы шея, хомут найдется.
Лихие девяностые стремительно набирали обороты. В их стремнине мы с Хамзой как-то незаметно потерялись. Я лишь изредка, примерно, раз в год встречал его на улицах райцентра. Почти ослепшего и оглохшего.  С папочкой в руках. Куда-то вечно спешащего. Догоню, обниму, громко представлюсь:
- Максименко Владимир Иванович!
Обнимемся, и…
- Извини, Владимир Иванович, мне в акимат нужно….
Хамза, вроде, пытался добыть в том акимате немалый кусочек земли.
- Сыновьям? – однажды поинтересовался.
- Себе! – чуть ли не с обидой отвечал 77-летний кандидат в фермеры.
Может, и себе…
Работать, как и воевать, Хамза Мусабекович умел. Выйдя на пенсию, завел, и пока были силы, держал большое домашнее хозяйство, которое и Хамзу с Кульбарам и  внуком Ермеком, жившим с ними, кормило, и детям с их семьями было подспорьем.
В сарае Хамза и проводил все свободное от переписки и кипучей общественной деятельности время.
... О смерти дорогого для меня человека я узнал из районной газеты.

Умер Хамза Мусабекович 23 марта 1998 года, было ему чуть за восемьдесят.
В том же 1998-ом, узнал из Интернета, не стало и Ефима Ивановича Мандрыкина. А книгу, как мы уже знаем, Ефим Иванович всё же написал - «Веление и боль памяти». Главы из неё можно найти в Интернете. Вот только глав, посвященных 88 гсп, которым он командовал всего три месяца, мне отыскать так и не удалось.
О судьбе  однополчан, с которыми переписывался Хамза Мусабекович, увы, мне ничего не известно. Как ничего мне неизвестно и о тех, кто сегодня идет под знаменем 88 гвардейского стрелкового полка 33 гвардейской Севастопольской ордена Суворова стрелковой дивизии. Знают ли, помнят, кого сменили в строю?

7. ПАМЯТЬ
            Сегодня она в основном в Интернете. Интересный, но беспорядочный материал, фото бойцов и командиров 33 дивизии, 88 полка. Всё держится на неравнодушии и энтузиазме. Друзья из Сальска, как уже говорилось, на свои средства издали книгу полковника Мандрыкина. В Волгодонске вышла книга А. Курченко -"33 Гвардейская стрелковая дивизия 1941 - 1945 г.г.» Отец её автора, Александр Курченко,  исправив в своих документах год рождения с 1924 на 1923 ушел на фронт  в октябре 1941 года добровольцем.
« И хотя автор у книги один, книга эта — результат работы трех единомышленников, живущих в соседних городах Цимлянске и Волгодонске, расположенных по разным берегам Тихого Дона, - отмечается в анонсе книги на сайте г. Волгодонска. - Историк-краевед Бурмистрова 3. Г. двадцать лет занимается историей 33-й гвардейской стрелковой дивизии В 1990 г. судьба свела ее с ветеранами этой дивизии на Украине, где в 1943-44 гг. дивизия стояла насмерть в обороне на левом берегу Днепра, на так называемом Каховском плацдарме.
За эти прошедшие годы Зинаида Григорьевна собрала бесценные сейчас воспоминания ветеранов, фотографии и другие материалы о боевом пути 33-й гв. сд, прошедшей от Сталинграда до Кенигсберга. После распада Советского Союза определенные, как сейчас при¬нято говорить, обстоятельства заставили ее с семьей перебраться на Дон, в г.Цимлянск. Ее переписка с ветеранами дивизии продолжалась, и в 2001 г. привела к знакомству с семьей Курченко Н.А., сына бывшего минометчика этой дивизии.
Николай Александрович после окончания Новочеркасского по¬литехнического института строил новый Волгодонск, на его счету многие десятки городских объектов.
В память об отце, освобождавшем донскую землю от захватчиков, он организовал последнюю, наверное, встречу однополчан отца в станице Советской, на месте первых боев Сталинградской битвы, собравшую всего четверых убеленных сединами ветеранов.
В условиях городской квартиры для своих внуков сделал домашний музей с боевыми и трудовыми наградами отца, боевыми реликвиями.
И уже после знакомства с Зинаидой Григорьевной продолжились поездки по местам боев дивизии, контакты с местными музеями. В одной из таких поездок участвовала почти вся его семья — жена, двое сыновей и старший, тогда девятилетний, внук Алеша, Зинаида Григорьевна, участник боев дивизии в большой излучине Дона Ургапов И.И. и Волгодонской кинооператор Рябчинский Ю.С.
В этом же, 2005, году судьба свела авторов с Волгодонским ветераном Великой Отечественной войны Переходкиным С.Д. Нет, он не был бойцом 33-й дивизии. Сергей Дорофеевич, а в июле 42-го просто пятнадцатилетний паренек Серега, помогал разведке дивизии в станице Чернышевской — в самые первые дни Сталинградской битвы.
Так и появилась группа из трех единомышленников, объединенных уже идеей создания музея дивизии в г.Цимлянске (и это не случайно — в освобождении станицы Цимлянской и Цимлянского района дивизия участвовала в январе 1943 г.)»
Путь к открытию музея, как у нас, к сожалению, заведено,  был нелегким. Два года понадобилось, чтобы с помощью местных СМИ 7 мая 2007 г. «в живописнейшем уголке Цимлянска, у Приморского парка, в просторном и светлом помещении школы-интерната состоялось торжественное открытие музея 33-й гвардей­ской стрелковой дивизии».
Два других известных мне на сегодня музея 33 гсд – тоже в общеобразовательных школах: ГБОУ СОШ № 827 с гимназическими и лицейскими классами  города Москвы и
в МБОУ средняя общеобразовательная школа № 152 города Самары, которая к тому же ещё и носит имя 33 гвардейской Севастопольской ордена Суворова стрелковой дивизии
Так что доверить эту повесть о Хамзе и его однополчанах есть кому.

            И напоследок, уже, наверное для внуков и внуков внуков –
            Марш «Боевой путь 33 гвардейской Севастопольской ордена Суворова стрелковой дивизии»:

Мы над Волгой-рекой встали крепкой стеной,
Шли бои за родной Сталинград.
Побеждали врагов силой наших штыков,
И погнали фашистов назад!

Припев:
Выше взвейся наше знамя,
Это гвардия идет!
Знаем мы, что Сталин с нами
И к победе нас ведет.

Не опомнится враг от гвардейских атак,
Вспомнит Дон о гвардейцах не раз.
Мы победным путем к новым битвам идем,
Наша слава в боях родилась!

            Припев.

От Миусских высот шли гвардейцы вперед,
На Молочной громили врагов.
И в жестоком бою за Отчизну свою
Мы до Крымских дошли берегов.

            Припев.

            В Севастополь родной вел наш путь боевой,
Знамя красное снова над ним,
Радость жен, матерей, стариков и детей
Мы навеки в сердцах сохраним!

Припев.

            Хорошо воевал и врагов побеждал,
Генерал наш Угрюмов (Волосатых) – герой.
И в грядущих боях он фашистам на страх
Поведет нас опять за собой!

            Припев.
----
Примечание. Все фамилии даны в том написании, в каком они приведены в письмах.

Автор: Владимир Максименко, п. Карабалык, декабрь 2013 года

Дата: 2014-01-09

Просмотров: 1056