Боевой девятнадцатый год - Троицк,.Новотроицк, Бускуль

Перед вами воспоминания Михаила Андреевича Корнеева, в разгар гражданской войны работавшего  на железной дороге, в том числе на станции Бускуль. Они были опубликованы  нашей районной газетой "Красное знамя" в  1958 году под заголовком «В стане врага». Это одно из немногих сохранившихся свидетельств непосредственного участника  гражданской войны, которая и в наших краях пролила немало крови у одной и другой враждующих сторон.
Очерк написан живым, неказенным  языком. Не знаю уж, самостоятельно или с помощью журналистов. В нем много интересных, малоизвестных деталей событий тех грозовых  лет. И главное – фамилии, фамилии, фамилии. Воевавших как на красной, так и на белой сторонах.
Читайте.

«В период оккупации колчаковцами (с 18 июня по 5 августа 1919 года), города Троицк и Кустанай находились в глубоком тылу от центра России. В это время они представляли из себя военные лагери и находились на военном положении. Позже 10 часов вечера на улицах всех граждан, не имевших пропусков, задерживали. Даже днем патрулировали конные разъезды. Если на улице встретятся граждане более трех человек, то их разгоняли, а не желавших разойтись, избивали нагайками. Особенно много войск было сосредоточено в Троицке. Здесь были карательные отряды генерала Анненкова, каппелевские батальоны смерти, польские легионеры, отряды 6-го чехословацкого полка, остатки дутовцев.
Немало горя и страданий пережили троичане во время оккупации города колчаковцами. Всюду орудовали клинок, шомпол и нагайка. За сочувствие к Советской власти и агитации против существующего режима многие жители, и особенно работники железной дороги, были брошены в тюрьму. Среди них был дорожный мастер станции Бускуль Озолин, товарный кассир станции Кустанай М.А.Алехин и другие товарищи.
В это время в Троицке находился 420-й стрелковый полк, мобилизованный Колчаком. В него входили троичане, кустанайцы и белореченцы. Солдаты этого полка наотрез отказались идти на фронт против Красной Армии, несколько раз восставали. Но эти восстания жестоко подавлялись. Было подавлено и партизанское восстание в 1918 году в г. Кустанае. После подавления этого восстания были расстреляны товарный кассир красногвардеец Григорьев, осмотрщик вагонов красноармеец Андрюхин. На пожарной лестнице у вокзала был повешен старший телеграфист Боромытченко, исполнявший во время восстания обязанности комиссара станции Кустанай. Его труп провисел три дня, после чего был изрублен казаками. Со времени прибытия колчаковцев в Кустанай Боромытченко до восстания был посредником в связи большевиков Кустаная и Троицка.
Особой жестокостью зарекомендовали себя карательные отряды генерала Анненкова.
Многие люди были замучены и расстреляны в виду предательства. Одним из ярых предателей являлся в то время начальник станции Кустанай Филев, активно участвовавший в контрреволюционном мятеже в Кустанае, подготовленном меньшевиками по свержению Советской власти. По его доносу были расстреляны или повешены активные борцы за Советскую власть М.А.Алехин, Боромытченко, Андрюхин, Григорьев. Другим предателем был начальник станции Озерная Поталов, продавший через Филева скрывавшихся у стрелочника Карпелянского товарищей Иванова, двоих Петровых, Насонкина, Оборнева, которых расстреляли. Этих и других предателей за контрреволюционные действия советский суд позднее покарал по заслугам.
Характерно отметить, что когда колчаковцы оккупировали Троицк и Кустанай, их командный состав носил форму без погон. Даже и флаг над штабом у них был красный. В обращении между собой и мобилизованными употреблялось слово «братец». Называть товарищем, даже своего друга, было категорически запрещено.
Но в одно ноябрьское утро красный флаг над штабом был заменен монархическим, а солдатам было приказано носить по одному нарукавному погону. Но погоны никто не надевал, ссылаясь на неимение форменного обмундирования. В декабре 1918 года поступили погоны новой формы, их было приказано надеть на плечи, независимо от того, есть или нет форменное обмундирование, отдавать честь по старшинству. На станциях появились жандармы, как было при царе.
Среди жителей все упорнее распространялся слух о продвижении наступающей Красной Армии, и народ верил, что час освобождения близок.
Летом 1919 года вышел приказ, в котором говорилось: «Начальникам станций в отдельный вагон погрузить весь инвентарь и материалы станций, телеграфные и телефонные аппараты снять при выезде. Квалифицированные работники вывозятся в обязательном порядке в отдельных вагонах, рабочих не брать, если в таковых не явится нужды. Коменданту по эвакуации проследить за выполнением настоящего приказа и уклоняющихся от эвакуации расстреливать на месте. Генерал Сахаров».
В период эвакуации белогвардейцев я находился на станции Бускуль, где исполнял обязанности начальника станции вместо заболевшего начальника Соломко. Здесь я был с 1 по 7 августа, или до того, как меня арестовал комендант поручик Мюллер. Поезда двигались лавиной, через каждые пять минут через станцию Бусколь проходил поезд. Шло все, награбленное и увозимое белогвардейцами. Эвакуация и отступление шло под прикрытием двух бронепоездов – «Горняк» и «Нижний Тагил» - до станции Байтук.
Маленькая станция Бускуль с двумя путями и одним тупиком, вместимостью 13 вагонов, без источников водоснабжения и других экипировочных средств, превратилась в головную станцию. Колчаковцы здесь стали сортировать свои вагоны, идущие из Троицка, так как некоторые надо было оставлять в Бускуле для нужд обороны, а другие отправлять дальше. Маневренные работы проводились  с большим трудом, белогвардейские главари, кто был выше чином, старались и приказывали свои вагоны отправлять в первую очередь. Поручик Мюллер и офицеры, бегали за мной и поездной бригадой с обнаженными наганами, угрожая расстрелом и избиением за задержку формирования составов. Но мы старались как можно дольше и под всяким предлогами задерживать эвакуацию.

1 августа 1919 года обстановка изменилась. Эвакуированные поезда прошли. На станцию Бускуль прибыл штабной поезд, возглавляемый генералом Ивановым. Поезд сопровождал бронепоезд «Горняк». Как только этот поезд прибыл, со стороны Троицка послышалось несколько взрывов. Это был взорван подрывным отрядом Мюллера под прикрытием бронепоезда «Нижний Тагил» железнодорожный мост через реку Уй на станции Золотая Сопка. Генерал Иванов со свитой (генерал Дашков, есаул Мошев, есаул Меркулов поручик Осокин и другие) вышли и стали наблюдать темное облако взрыва, появившееся на горизонте.
Через час прибыл поручик Мюллер и доложил Иванову о взрыве моста. Генерал похлопал поручика по плечу и сказал: «Молодец Вы, Казимир Казимирович, разрушение моста и поджог пакгаузов Вы сделали блестяще, теперь большевики нас не догонят. Безусловно, о Вашем героическом и патриотическом подвиге будет известно нашему правителю и Отечество Вас не забудет». Закончив поздравление, он продолжал: «Итак, резиденцию штаба назначаю на станции Тамерлан. Оборонительный фронт откроем по реке Тогузак на станции Саламат. Вы, Казимир Казимирович со своим отрядом под прикрытием бронепоезда организуйте оборону прикрытия. Пулеметов, патронов и снарядов у Вас достаточно».
Эшелон со штабом ушел. На станции Бускуль остались генерал Дашков и поручик Мюллер. «Горняк» курсирует по маршруту Бускуль-Тамерлан, а «Нижний Тагил» - Бускуль - Золотая Сопка. Как сторожевые псы охраняют они свои участки.
На следующий день генерал Дашков выстроил военное подразделение, чтобы послать на разведку мест для огневых точек вокруг станции. Прошелся раз, второй перед строем он, но нет у него уверенности в стоящих перед ним солдатах. Дает команду: «Желающие идти в разведку, два шага вперед!» Никто не остался на месте: сзади с пистолетом наготове расхаживал Мюллер, готовый в любую секунду пристрелить любого нежелающего идти в разведку… Разведка не имела успеха: ушедшие в разведку и установку огневых точек солдаты не возвращались; они перебегали на сторону Красной Армии.
Прошло пять дней после взрыва моста в Золотой Сопке. При разговоре по телефону командир бронепоезда доложил в штаб, что красных нет даже в Троицке. Генерал Иванов высказал сожаление, что рановато разрушили мост.
На станции Саламат сосредотачиваются войска преимущественно из казаков. По стратегическим соображениям, войска колчаковцев развертываются в боевом порядке по реке Тогузак. Разведка белых ни в одном из направлений не обнаруживает частей Красной Армии.
Красная Армия вела тактику глубоких обходов во избежание жертв мирного населения с одной стороны, делая внезапные нападения на врага с тыла, чем создавала панику в стане врага, с другой.
Мы, железнодорожники станции Бускуль, тоже не дремали. У нас организовалась небольшая группа сторонников Советской власти. В ее состав входили: я, отстраненный дорожный мастер Озолин, бригадир пути Колмыков, путевой обходчик Мариевский, стрелочники Акулов, Рустембек Кулимбаев, паровозные машинисты со своими помощниками и кочегарами: Беззаботный, И.Ф.Севостьянов, Бурков, Гаврилов, Русак, главные кондуктора с членами своих бригад: Икрин, Попов, Мартынов, Карлов, Прокофьев и другие. Всем можно было доверять. Мариевский у нас был как разведчик до разъезда Магнай. Там был преданный Советской власти начальник разъезда Макаров, через которого мы узнавали о приближении Красной Армии к станции Бускуль.
Весной 1919 года на станцию Бускуль прибыл в качестве старшего милиционера Потапов Константин Иванович. Он спас многих сторонников Советской власти от кровавого террора и репрессий белогвардейцев. Никого он не предал и не выдал. В начале мы остерегались его, но потом убедились, что он не сочувствует власти Колчака. Стали ему доверять. Как только началась эвакуация, он вызвал меня и Озолина и показал нам секретный документ о том, что мы находимся под надзором. В предписании начальника милиции станции Карталы предлагалось строго следить за нами, о наших действиях докладывать ежедневно. И показал свои доклады. В них сообщалось, что мы ни в чем предосудительном замечены не были. Мы были в недоумении: не провокация ли? Видя наше замешательство, он стал приводить факты, что мы сторонники большевиков, и он скрывал это в своих докладах. Когда он изъял из дела два документа и передал мне, мы поняли, что он сторонник Советской власти.
Мы тайно совещались и решали тот или иной вопрос. Мы всячески тормозили продвижение эвакуационных эшелонов и интересовались проходящими грузами. Когда скопилось много вагонов, мы обнаружил десять крытых вагонов, груженных стрелочными переводами, снятых с оставленных белыми станций, и решили их придержать. Я поставил их в тупик вместе со снегоочистителем. Военные не придавали им значения. Длительное время мы держали состав с боеприпасами и снарядами, за что чуть не поплатился жизнью.
Мы решили, как только броневик «Нижний Тагил» уйдет для набора воды на станцию Саламат, указанный состав угнать на станцию Золотая Сопка для передачи Красной Армии. Вести его решился машинист Беззаботный со своим помощником Севостьяновым. Но это нам не удалось, так как новотроицкие партизаны утром 6 августа напали на броневик «Нижний Тагил» на 32 версте, при возвращении его из Золотой Сопки в Бускуль, и разрушили в нескольких местах путь. Во-вторых, нападение на броневик вызвал у белых усиленную бдительность. Сделать это раньше не удалось. Тогда мы решили поезд со снарядами держать до последней минуты. Мы ожидали, что Красная Армия вот-вот займет станцию Бускуль.
Новотроицкие партизаны (начальник отряда Дудинский) подложили взрывчатку на линию, где шел «Нижний Тагил». Взрыв был рассчитан под паровозом, но он произошел за паровозом и вторым бронированным вагоном. В результате взрыва платформа с орудием была выброшена под откос. Когда экипаж стал поднимать орудие, партизаны из лесочка стали обстреливать белых, не давая им возможности взять орудие. Тогда экипаж взялся за пулеметы. Партизаны замолкли. Но когда колчаковцы стали выходить, партизаны вновь обстреляли их.
В панике бронепоезд ушел на станцию Бускуль. Начальники обоих бронепоездов доложили об этом в штаб генералу Иванову. Последний приказал им бомбардировать Ново-Троицк и соседние села до тех пор, пока не будут сожжены после чего приступить к эвакуации станции Бускуль.
Два часа длилась канонада обстрела Ново-Троицка. В бомбардировке участвовало четыре орудия. Ни в чем не повинное население, состоящее в основном из стариков и женщин и детей, белогвардейцами было подвергнуто беспощадному террору. Было много убитых и раненых.
Мюллер привел меня к паровозу №11, на котором был машинистом Бурков, и приказал влезть на паровоз. За мной влезли два казака с винтовками, которым было приказано никого из нас не пускать с паровоза. Мюллер мне приказал командовать стрелочниками. Кое-как сформировали комендантский поезд. К нему он пытался прицепить и охлажденный паровоз №3, который стоял в тупике. Но это ему не удалось. Тогда он приказал отправить комендантский поезд, с которым и сам удрал, сдав меня своему помощнику, чтобы он с последним поездом доставил меня в штаб. Два часовых ходили за мной по пятам.
Формирование последнего поезда мы с Бурковым затянули далеко за полночь 7 августа, но части Красной Армии так и не подошли.
Под утро 7 августа меня, арестованного, везли на станцию Тамерлан в главный штаб.
В пути на станции Саламат  в вагон, в котором меня везли, вошел ревизор движения Мартыненко и предъявил старшему караула телеграфный приказ генерала Иванова о передаче меня в распоряжение ревизора движения для дежурства на станции Саламат. Старший конвоя передал меня. Дежурил сам ревизор, не умевший работать на телеграфном аппарате, и я. Этому обороту дела я был очень доволен. Ибо я с белыми не собирался отступать и знал, что за оставление паровоза серии ОВ №3 да еще с таким важным грузом, в конечном счете меня ожидает расстрел. Я решил осуществить свою мечту: при первой возможности перебежать через фронт к частям красных, и ждал момента, не терялся.
По реке Тогузак развертывался фронт. Велась подготовка к отражению атаки частей Красной Армии, наступающих с северной части фронта. С 8 августа по 15 августа кое-где завязались незначительные бои, без участия артиллерии. Красная Армия подтягивала свои войска к реке Тогузак. 14 августа разведка частей Красной Армии была обнаружена близ станции Саламат. Белогвардейские бронепоезда «Горняк» и «нижний Тагил» готовились к бою.
Белогвардейские офицеры ежедневно вечером делали телеграфные доклады в главный штаб о боевых операциях. Передача докладов по телеграфу производилась мною. Я был дел на фронте, знал о составе и роде вооружений. Все доклады я воспроизводил на телеграфную ленту. Видя, что они не придают значения ленте и не берут себе, как это положено при секретных переговорах, я стал уносить ленты в свою квартиру. Узнав из передаваемых сводок, что части красных уже близко, 14 августа бросаю станцию и прячусь в подпол квартиры начальника станции Першина вместе с товарищами Бисенюком и Арсеневым. Машинист паровоза с последнего эшелона Русак прячется в погребе стрелочника Конева, и главный кондуктор Икрин – под возовыми весами сенопункта. О ходе боев нас информировал старший рабочий Тарутько.
На рассвете 15 августа 1919 года Красная Армия по всему фронту повела наступление с тем, чтобы форсировать реку Тогузак. Стоявшие на станции броневики открыли огонь по частям Красной Армии и не давали возможности перейти реку. В ответ части красных также открыли артиллерийский огонь по броневикам. Бой длился до вечера. Снаряды красноармейских батарей метко разрушали железнодорожный мост, станционные пути, поражали живую силу противника. Враг упорно сопротивлялся. Броневики часто меняли свои позиции. Но и это не помогало им. Враг не выдержал и в панике бежал, оставив много убитых и раненых.
В два часа ночи к нам пришел Тарутько и сообщил, что на станцию дважды приезжали конные разъезды, но чьи неизвестно. Мы с Русаком решили бежать, не дожидаясь рассвета. Тарутько проводил нас за мост и показал дорогу. Простившись с ним, поспешили идти, медлить было нельзя, начинался рассвет. В начале мы встретились с пешим разведчиком. Слышим окрик: «Стой, кто идет?» Мы остановились. В густых кустах ничего не было видно. Чуть погодя мы заметили красную сербскую шапочку и дуло винтовки, направленное на нас. Разведчик командует: «Руки верх!». Мы подчинились. Первым было предложено подойти мне. И я подошел к нему. Он обыскал меня и велел отойти на несколько шагов. Затем подозвал Русака и тоже обыскал. Не найдя у нас оружия, подал нам руку и назвал товарищами. Мы осмелели. Давно не слыхал слово «товарищ». Он спросил нас, что делается на станции Саламат. Мы рассказали. Он поторопился, заявив: «Товарищи, мне некогда», и порекомендовал идти только по железнодорожному полотну
Идем как велено. Нигде никого и ничего не видно, кругом тишина. Шагаем радостно. Прошли еще версты две. Переходим переезд. Вдруг справа вдоль дороги появился всадник. Он чуть остановился, и, заметив нас, мчится галопом. Мы не двигаемся с места. Признаться, струхнули, думали белоказак. Но когда он приблизился, мы увидели на его фуражке красную ленточку. Успокоились, но не совсем. После опроса, кто мы такие, откуда, есть ли оружие, получив соответствующий ответ, он предложил нам следовать за ним. Минут через сорок мы были уже у командного пункта.
Опросив нас, командир вызвал по полевому телефону командира батареи, передал приказ: «Чикаго», предлагаю батарею «Вашингтона» продвинуть немного вперед, данный ранее приказ о бомбардировке станции Саламат отменяется. А нам предложил следовать за другим конным разведчиком.
Не прошли и километра, как встретились с частями Красной Армии, движущихся вольным шагом, рассыпным строем. Узнав, что перебежчики, красноармейцы крепко жали нам руки, некоторые обнимали, выражая радость встречи и благодарность. Они наперебой расспрашивали, как мы жили при Колчаке, много ли их. Со всех сторон нас угощали табаком, некоторые давали продукты. Кругом слышалось дорогое слово «товарищ», которое преследовалось при прежней власти. Мы не успевали отвечать на их вопросы. А каждому хотелось поговорить с нами.
Наконец, была подана команда становиться в строй по своим подразделениям. Команда выполнялась четко, войска вооружены всевозможным оружием, настроение бодрое, шли весело и радостно.
Вот мы уже находимся недалеко от Саламата. Командование 309 полка встретило нас исключительно тепло и доложило в штаб о личном составе и технике противника, о моральном состоянии его войск, а также о главном штабе белых, находящимся в Тамерлане. Все это я подтвердил документально, то есть телеграфными лентами, которых у меня было семь катушек. Накормив нас, начальник штаба полка попросил меня передать все телеграфные ленты. Я выполнил быстро и точно. Телеграфная лента подтверждала, что у врага ни прикрытие отступления в районе станции Саламат имеется несколько сотен белоказаков с двумя бронепоездами.
Командование 309 полка, посовещавшись, отдало приказ о немедленном занятии станции Саламат.
Здесь же находился главный кондуктор Икрин, тот, который бросил тогда свой поезд. Встретились также со стрелочником Кулимбаевым, который находился при штабе со своей лошадью по перевозке имущества и снаряжений штаба. Он и его товарищи, очень довольны, что присоединились к своим. Мы взаимно поздравили их с восстановлением здесь Советской власти.
Нам не терпелось, хотелось скорее идти в Троицк. Но нас не отпускали, и заявили, что отпустят после занятия станции Саламат. Недолго пришлось ждать. Поступает сообщение, что Саламат взят. Командование довольно.
Как меня, так и других железнодорожников благодарят за оставление паровоза серии ОВ за №3 с десятью вагонами, груженными стрелочными переводами. В штабе нам выдали пропуск, снабдили продуктами в дорогу.
Несколько слов о паровозе №3. Прибыл он из Карталов 3 августа за составом под управлением машиниста, фамилию которого я забыл и кондукторской бригады товарища Попова. На станции Саламат он воды не набрал умышленно. По прибытии на станцию Бускуль машинист заявляет нам: на каком пути тушить паровоз, так как нет воды. А сам подсказывает шепотом: «Хорошо было поставить его в тупичок да заставить вагонами, так как у него нет головного упряжного крюка, его оттуда не вытащить». Предложение было приемлемо. Я даю распоряжение поставить паровоз в тупик. Посоветовавшись с Озолиным и другими товарищами, мы решили убрать со всех паровозов цепи и зарыть их в землю, чтобы было нельзя вывести, иначе говоря, законсервировать паровоз. В этой нашей маленькой операции участвовали, кроме меня, Озолин, машинист Беззаботный, его помощник Севостьянов, стрелочники Кулимбаев и Акулов, бригадир пути Колмыков. Когда комендант пытался увести этот паровоз, то никаких средств для вывода его из тупика не оказалось. Он стоял как вкопанный.
После части 5-й армии соорудили из оставленного паровоза №3 и 10 вагонов со стрелочными переводами бронепоезд и преследовали вражеские бронепоезда, нанося им неожиданные удары.
В ночь на 17 августа я дежурил на станции Троицк, так как дежурить было некому. До организации дороги мы находились в распоряжении десятой комжелроты железнодорожного батальона 5-й армии. Через несколько дней ревком назначил меня начальником станции Золотая Сопка.
Колчаковцы после отступления со станции Саламат стремились задержать наступление Красной Армии около Варны и Б.Николаевки, но вскоре дрогнули и побежали.
Как известно, железнодорожный мост через реку Уй на станции Золотая Сопка был взорван белыми при отступлении. Надо было в первую очередь восстановить его. Железнодорожники станции Троицк все свои силы бросили на восстановление моста. Через несколько дней мост был готов. На первом пути красуется прибывший броневик «Ермак» с шестидюймовыми орудиями. Войска двинулись по направлению Кустаная и Карталов.
Враг отступив до тупиковой станции Байтук, подверг уничтожению весь подвижной состав, состоящий из 1257 вагонов и 44 паровозов, со всеми награбленными ценностями. Там же белогвардейцы взорвали и два своих бронепоезда.
Железнодорожники станций все то, что припрятали с эвакуированных эшелонов, несут на свое родное производство. Несут все: кто молоток, кто сигнальный фонарь и прочее. Так, начальник разъезда Магнай товарищ Макаров со своей тринадцатилетней дочерью еще 8 августа, при побеге белых, пешком в мешке принесли в Троицк телеграфный и телефонные аппараты. Работнику депо Овчинникову Александру удалось спрятать ящик винтовочных патронов и передать красноармейцам. Таких фактов было очень много.
… Бои в этих местах кончились. Начался восстановительный период».

Автор: Андрей Петров

Дата: 2015-06-13

Просмотров: 1972